Вот здесь портрет моего учителя, великого русского художника, который говорил мне — юноше: «Искусство есть подвиг». Я знал Михаила Васильевича Нестерова на протяжении более трех десятилетий, с первых дней знакомства, весной 1911 года, меня поразил этот человек. Поразил своим высоким, открытым, благородным взглядом на искусство, своей энергией и волей, своей горделивой независимостью.

Мне, тогда еще 19-летнему юноше иконописцу, М. Нестеров говорил: «Вам в силу обстоятельств не пришлось получить образование, так старайтесь его получить. Художник должен быть образован разносторонне». Между прочим, когда я сказал Михаилу Васильевичу, что хочу писать его в профиль, он заявил, что так писать мне себя не разрешит. Я не настаивал, но однажды, когда он с кем-то разговаривал, минут за двадцать пять — тридцать набросал его в профиль. Показал.

— Вот так и пишите!

В 1945 году Корин пишет портрет маршала Г. К. Жукова в Бабесльберге — резиденции главнокомандующего. На условие Георгия Константиновича — позировать не более двух-трех сеансов — Павел Дмитриевич возражал: «Мне нужно около двадцати сеансов по полтора часа. Я отношусь к своему делу очень серьезно, так же как и вы к своему».

Утром 16 октября Корин в форме капитана Советской Армии вылетел в Берлин, а через день в Бабельсберге состоялся первый сеанс. Приходилось писать только урывками (неожиданно Жуков выезжал по делам). Павел Дмитриевич провел там три месяца. Он записал в своей книжке: «Показал портрет маршалу Жукову, и портрет ему понравился. Маршал сказал: «Лицо полевое». Я переспросил, почему полевое? Он ответил: «Такое бывает на поле боя».

В 1956 году я задумал написать портрет моих друзей, прекрасных художников — М.В. Куприянова, П.Н. Крылова, Н.А. Соколова — и объединить их во всемирно известном художнике, художнике мощной политической сатиры «Кукрыниксы». Их сатира-плакаты во время Великой Отечественной войны разили врага не хуже наших «Катюш», и по сие время они в политической сатире стоят на передовой линии. Писал я этот портрет довольно долго, на протяжении двух лет. Были сеансы, когда они позировали мне все три и по одиночке. Сеансы длились по два часа, по три а иногда и больше. <…> Портрет был трудный: мне надо было передать внутреннюю духовную осанку каждого из них и объединить в одной мощной, предельно выразительной и острой осанке художника «Кукрыниксы», при этом избежать намека на шарж, в портрете он недопустим. Много труда положил я на этот портрет, много, много труда.

Стоило большого труда связать воедино три различных характера, выявить и сохранить индивидуальное своеобразие каждого из этих замечательных людей. Помимо этой главной задачи, было много и других сложностей. Трудность, о которой я и не подозревал, заключалась, между прочим, в том, чтобы скомпоновать три пары ног в некоем характерном для каждой из моделей положении. Долго дело не ладилось. К счастью, во время одного из сеансов Соколов зацепился ногой за ножку стула, и тогда работа пошла.

Приехал к нему. Он вышел навстречу в пижаме, с помятым лицом (отдыхал). «Здравствуйте, Павел Дмитриевич! Ну, что я должен делать?» «Нет, такой вы мне не нужны. Мне бы хотелось писать вас таким, каким вы читаете от автора в «Воскресении». «Хорошо». Ушел за ширму. Послышался звук каких-то склянок. Через некоторое время вышел в полной форме.

Летом 1942 года Комитет по делам искусств предложил Павлу Корину написать историческую композицию «Александр Невский» — тема противостояния захватчику была центральной в искусстве. Корин ответил: «Без натуры не пишу». Но образ князя-героя, защитника Русской земли, прославленного Невской битвой и Ледовым побоищем, захватил воображение художника.

Сначала (за три недели!) создавалась центральная часть. Предметы снаряжения Александра Невского — кольчугу, латы и шлем — Павел Корин писал в Историческом музее, где советовался со специалистами.